Я выехал давно, и вечер неродной

        рдел над равниною нерусской,

и стихословили колеса подо мной,

       и я уснул на лавке узкой.

Мне снились дачные вокзалы, смех, весна,

       и, окруженный тряской бездной,

очнулся я, привстал, и ночь была душна,

       и замедлялся ямб железный.

По занавеске свет, как призрак, проходил.

      Внимая трепету и тренью

смолкающих колёс, я раму опустил:

      пахнуло сыростью, сиренью.

Была передо мной вся молодость моя:

      плетень, рябина подле клена,

чернеющий навес, и мокрая скамья,

      и станционная икона.

И это длилось миг… Блестя, поплыли прочь

      скамья, кусты, фонарь смиренный.

Вот хлынула опять чудовищная ночь,

      и мчусь я, крошечный и пленный.

Дорога черная, без цели, без конца,

      толчки глухие, вдох и выдох,

И жалоба колес как повесть беглеца

     о прежних тюрьмах и обидах.