Когда ударил грозный залп «Авроры»

И взяли власть в стране большевики,
Служили революции опорой
Не только пулеметы и штыки.

Служило слово — письменно и устно —
Побольше слов, как можно больше слов!
Хотелось им привлечь к себе искусство,
Его уже известных мастеров.

Пусть этот — шут, а этот полон злобы,
А тот вещает гибель и конец,
Велели Луначарскому для пробы
Собрать их всех в Таврический дворец.

И вот призыв, подобие декрета.
Из тех, кто был поблизости и мог,
Пришли на зов всего лишь три поэта —
В. Маяковский, Рюрик Ивнев, Блок.

Казалось, им (а каждый прям и честен),
Что их зовет история, страна.
Но брызжет кровь, и надо, чтоб за песней
Была стрельба в подвалах не слышна.

Казалось им — бессмертные страницы.
Сбываются мечтания и сны.
Но ворошатся царские гробницы,
И храмы все уже обречены.

Казалось им — возвышенная повесть,
Нет, летопись! Правдивый звон строки…
Но начинают действовать на совесть
На дальнем Белом море «Соловки».

Казалось им, что путь добра приемлют,
Но в хлюпанье поспешных грязных ям,
Но в землю, в землю, в землю, в землю, 
в землю
Ложатся миллионы россиян.

Их было трое. В круге этом узком
Звучал недолго благовестный стих.
Блок умер первым, ибо самым русским
И самым честным был он из троих.
Он умер не от тифа, не от раны
(Небрит, прозрачен, впалые виски),
Но от того, что понял слишком рано…
Сказать точнее, просто от тоски.

Второй пытался встать на горло песне,
Что значит петь не сердцем, а умом.
Но час придет, и выстрел сухо треснет,
Прощай Москва Гоморра и Содом!

Постигший бездну вовремя погибнет,
Возможность мук погибнет вместе с ним.
Я думаю, за что же Рюрик Ивнев
Особой казнью столько лет казним?..

Глядеть на все. Ползут десятилетья.
Все понимать. И помнить, черт возьми!
Россия. Блок. А эти… как их… эти…
Когда-то были все-таки людьми.

День настает. Разносятся газеты.
Из годы в год один и тот же слог.
Их было три восторженных поэта —
В. Маяковский. Рюрик Ивнев. Блок.