6

 Столько уже пробежало лет,

 Что, право же, даже считать не хочется.

 Больше побед или больше бед?

 Пусть лучше другими итог подводится.

 Юность. Какою была она?

 Ей мало, признаться, беспечно пелось.

 Военным громом опалена,

 Она, переплавясь, шагнула в зрелость.

 Не ведаю, так ли, не так я жил,

 Где худо, где правильно поступая?

 Но то, что билет комсомольский носил

 Недаром, вот это я твердо знаю!

 Так и не встретились мы с тобой!

 Я знал: ты шагаешь с наукой в ногу,

 С любовью, с друзьями, иной судьбой.

 А я, возвратившись с войны домой,

 Едва начинал лишь свою дорогу.

 Но нет за тобой никакой вины,

 И сам ведь когда-то не все приметил:

 Письмо от тебя получил до войны,

 Собрался ответить и... не ответил...

 Успею! Мелькали тысячи дел,

 Потом сирены надрыв протяжный.

 И не успел, ничего не успел.

 А впрочем, теперь уже все не важно!

 Рассвет надо мной полыхал огнем,

 И мне улыбнулись глаза иные,

 Совсем непохожие, не такие...

 Но песня сейчас о детстве моем!

 Не знаю, найдутся ли в мире средства,

 Чтоб выразить бьющий из сердца свет,

 Когда ты идешь по улицам детства,

 Где не жил и не был ты столько лет!

 Под солнцем витрины новые щурятся,

 Мой город, ну кто бы тебя узнал?!

 Новые площади, новые улицы,

 Новый, горящий стеклом, вокзал.

 Душа — как шумливая именинница,

 Ей тесно сегодня в груди моей.

 Сейчас только лоск наведу в гостинице

 И буду обзванивать всех друзей.

 А впрочем, не надо, не так... не сразу...

 Сначала — к тебе. Это первый путь.

 Вот только придумать какую фразу,

 Чтоб скованность разом как ветром сдуть.

 Но вести, как видно, летят стрелой,

 И вот уже в полдень, почти без стука,

 Врывается радостно в номер мой

 Твоя закадычнейшая подруга.

 — Приехал? — Приехал. — Постой, когда? -

 Вопросы сыплются вперебой.

 Но не спросила: — Сейчас куда? —

 И не добавила: — Я с тобой! —

 Сколько же, сколько промчалось лет!

 Я слушаю, слушаю напряженно:

 Тот — техник, а этот уже ученый,

 Кто ранен, кого уж и вовсе нет...

 Голос звучит то светло, то печально,

 Но отчего, отчего, отчего

 В этом рассказе, таком пространном,

 Нету имени твоего?!

 Случайность ли? Женское ли предательство?

 Иль попросту ссора меж двух подруг?

 Я так напрямик и спросил. И вдруг

 Какое-то странное замешательство...

 Сунулась в сумочку за платком,

 Спрятала снова и снова вынула...

 — Эх, знаешь, беда-то какая! — и всхлипнула.

 — Постой, ты про что это? Ты о ком?!

 Фразы то рвутся, то бьют как копыта:

 — Сначала шутила все сгоряча...

 Нелепо! От глупого аппендицита...

 Сама ведь доктор... И дочь врача...

 Слетая с деревьев, остатки лета

 Кружатся, кружатся в безутешности...

 Ну вот и окончилась повесть эта

 О детстве моем и о первой нежности.

 Все будет: и песня, и новые люди,

 И солнце, и мартовская вода,

 Но третьей встречи уже не будет,

 Ни нынче, ни завтра и никогда...

 Дома, как гигантские корабли,

 Плывут за окошком, горя неярко,

 Да ветер чуть слышно из дальней дали

 Доносит оркестр из летнего парка...

 Промчалось детство, ручьем прозвенев...

 Но из ручьев рождаются реки.

 И первая нежность — это запев

 Всего хорошего в человеке.

 И памятью долго еще сберегаются:

 Улыбки, обрывки наивных фраз.

 Ведь если песня не продолжается —

 Она все равно остается в нас!

 Нет, не гремели для нас соловьи.

 Никто не познал и уколов ревности.

 Ведь это не строки о первой любви,

 А строки о первой и робкой нежности.

 Лишь где-то плывут, различимые еле:

 В далеком, прощальном жесте рука

 Да два голубых-голубых огонька

 В белесой, клубящейся мгле метели...

 1967 г.