Наконец-то  вы мне  ответили! О, разумеется, не назвав себя. Незнакомка по-прежнему остается  для меня незнакомкой.  Но мне теперь знаком по крайней мере ваш почерк,  и он  мне нравится.  Прямые, четкие, разборчивые  буквы — почерк  порядочного  человека. И  порядочной  женщины? Возможно! Но в  своем письме вы задаете мне необычный вопрос.

«Уже  пять лет, — пишите вы, — у  меня есть  нежный и умный друг.  Он бывает у меня почти каждый день, советует, какие книги читать,  что смотреть в театре, словом, заполняет мой  досуг самым приятным образом. Мы никогда не переходили границ дружбы; у меня нет желания стать его любовницей, однако он добивается этого, настаивает, просто терзает меня; он  утверждает,  что  во  мне  больше  гордыни,  чем  страсти,  что  он невыносимо страдает, что  так  дольше  продолжаться не может  и он  в  конце концов перестанет видеться со мною. Следует ли уступить этому шантажу? Слово гадкое, но точное, ибо он прекрасно знает, что его дружба мне необходима. Видимо,  он  недостаточно  ценит  мою дружбу,  раз  добивается  чего-то другого?..» 

— Не  знаю,  сударыня, читали ли вы повесть  «Золотой гвоздь» Сент-Бёва. Он  написал ее, чтобы покорить женщину, по  отношению к  которой находился в том же положении, в каком находится ваш друг по отношению к вам. Прелестная  молодая  женщина, слегка походившая  на  Диану-охотницу, не имевшая детей, выглядевшая моложе своих лет, обрекала его на муку, отказывая в  последнем  даре  любви; он  искусными  доводами стремился  добиться столь вожделенной  милости. «Обладать к тридцати пяти — сорока годам — пусть всего лишь раз — женщиной, которую  ты давно  знаешь  и  любишь, — это,  что  я называю вбить вместе золотой гвоздь дружбы».

Сент-Бёв считал,  что  нежность, скрепленная  этим «золотым  гвоздем», сохраняется затем на протяжении всей жизни надежнее, чем чувство, основанное просто на признательности, дружеской привязанности или общности интересов. В подтверждение  своего мнения он приводил слова одного превосходного писателя XVIII века: «После интимной близости, длившейся какие-нибудь  четверть часа между  двумя  людьми, питающими  даже не любовь, а хотя бы тяготение друг  к другу,  возникает  такое  доверие,  такая  легкость  общения,  такое  нежное внимание друг  к  другу, какие  не появятся  и  после  десятилетней  прочной дружбы».

Эта проблема «золотого гвоздя» стоит теперь и перед вами, сударыня. Насколько  я  понимаю, ваш  друг ставит  вопрос так  же, как ставил его  Сент-Бёв  во  времена Софи Луаре  д'Арбувиль; мужчина  и  впрямь  испытывает танталовы муки, сталкиваясь с кокеткой (быть может,  даже не отдающей себе в этом  отчета),  которая  непрестанно  сулит  ему  блаженство,  но  оставляет алчущим. И  все же я  не верю в «золотой  гвоздь». Первый  опыт редко бывает самым  удачным.  Так   что  потребуется  целая  доска,  утыканная  подобными гвоздями.

По правде сказать, если бы ваш друг страдал  так сильно, как утверждает, он бы уже давным-давно преодолел ваше сопротивление. Женщины интуитивно  угадывают  чувствительных мужчин, с которыми  можно остаться на дружеской ноге.  И хотя это их самих  несколько и удивляет (одна англичанка так объясняла суть платонической любви: «Она пытается понять, чего же  он хочет,  а  он ничего  не хочет»), все же они  вполне довольны  и даже злоупотребляют  создавшимся положением. Стоит,  однако, появиться настоящему  любовнику  и  прощайте  «дружеские  призраки».  С  того  самого  дня,  когда Шатобриан добился своего, Жюльетта Рекамье* принадлежала лишь ему одному. Долгое время она пыталась сохранить цветы любви нетронутыми, но позднее убедилась, что  и плоды  хороши. Если  можете,  извлекайте из этого  полезный урок. Самые лучшие оракулы изъяснялись загадками. Прощайте.