Нелюдимо наше море.

     Языков

Нелюдимо наше горе.

            Оболдуев

Он запомнился (он не мог не запомниться) подвижным, озорным, остроумным, улыбчивым, подчеркнуто почтительным, особливо по отношению к женщинам, потешным. А был он, Георгий Николаевич Оболдуев, человеком серьезным. Настолько серьезным, что старался скрыть это, пригасить блеск своего ума, встретить и проводить человека этакой шуточкой, этаким каламбуром, присловием, раешником, этакой подчас лукавой клоунадой. Вершину тюбетеечки тремя пальцами, как щепотку соли, подхватит, снимет, согнется и низко-низко поясным поклоном поклонится. Как это он умел делать, столбовой дворянин… Это совершалось изящно, весело, искусно, главное — легко.

Да, с ним было легко. Легко было с этим человеком, человеком тяжелейшим образом сложившейся жизни. Намаялся, нанюхался пороху, истоптал не одну пару сапог. Он терпеть не мог рассказывать о мучительствах, испытанных им, приводить страшные эпизоды времен репрессий (для него 1933 — 1939). Иной раз к слову говорил о войне, на которой служил разведчиком в разведывательном противотанковом дивизионе. Да мало ли о чем он рассказывал! Житейский опыт был богат, а умение говорить о людях, о поэзии, о музыке было в нем сильно развито. Говорил мало, емко, содержательно. Щедро пускал в разные стороны оперенные стрелы своих устных афоризмов.

Всего чаще встречались мы в Голицыно, в доме Оболдуева и его жены, примечательной нашей поэтессы Елены Благининой. Это был хлебосольный дом, где охотно собирались люди и слышалась курская народная и в то же время изысканная речь хозяев.

Знания, приобретенные в Высшем литературном институте им. В. Я. Брюсова, Георгий Николаевич множил на чтение, собеседования с достойными людьми, самообразование. Читать ему было для меня сущим удовольствием. Можно было узнать правду о прочитанном. Не лукавил, не льстил. Природный импровизатор. В поэзии и в музыке. На ходу сочинял эпиграмму, не записывал, бросал на ветер.

Мне посчастливилось импровизировать с Георгием Николаевичем. Это было в Хоромном тупике у Веры Клавдиевны Звягинцевой. Ставились на пюпитр пианино незнакомые ноты. Он взглянет на них и — кивнет головой, мол, можно моей скрипке начинать. И он понимающе на ходу подхватывал, и не отставал, и не торопился, а знал дело. А уж второй и третий раз он аккомпанировал с блеском. У него были свои излюбленные мелодии. Его перу принадлежит либретто музыкальной комедии Доницетти «Свадьба при фонарях» и оперы «Василиса Прекрасная».

Стихи его пробовал я передавать редакциям. Так и не напечатали. После смерти поэта (1954), лет через 12-13 мне удалось опубликовать его «Серый взор» в антологии «Песнь любви». До сих пор стихотворения поэта (он назвал рукопись книги своей — «Устойчивое неравновесие») и его роман в стихах неизвестны читателю. Пользуясь случаем — передаю «Дню поэзии» цикл стихотворений Георгия Оболдуева и выражаю надежду, что не за горами издание его книги.

Лев Озеров