18:52 О друзьях-поэтах (Михаил Львов). Продолжение |
В 1969-м, 3 октября в большом зале ЦДЛ мы отмечали
50-летие Сергея Наровчатова. Луконин выступил с прекрасной речью. На глазах его были слезы. Закончил он свое
выступление так: — Я думал, что тебе подарить сегодня? И вот принес я тебе
парадную саблю немецкого генерала, с которой он хотел пройти по Красной
площади. Мы лишили его этой возможности. Вот эта сабля, ты ее заслужил. И — не в руки передал, а бросил на пол перед юбиляром, и Наровчатов наступил ногой на эту саблю. Раздался гром аплодисментов. Великолепная сцена! Глубоко символичная! После войны вокруг Луконина собрались в Москве поэты-ровесники. Он объединял, собирал. …Наровчатов не раз говорил, что Луконин в нашем поколении был опорой, «он был тараном!». Не помню случая, чтобы Луконин не «пробил» какое-нибудь нужное, важное и справедливое дело, решение, издание. На редколлегии одного из центральных журналов, отстаивая поэму товарища (от которой он был в восторге), он заявил: — Если эта поэма не будет напечатана — я ухожу из
редколлегии (в 1950 году!). Когда он был убежден, он шел бесстрашно в бой. Можно бы вспомнить множество случаев, когда он отстаивал поэтов, поэзию, высокий уровень — и дома, и за рубежом. Он был блестящим полемистом, остроумным и ярким. После войны мы общались ежедневно, порой — круглосуточно. Это был университет дружбы. Учеба дружбой. В этой учебе мы росли не только вверх, но и внутрь, вглубь. Мы были, я уже говорил, «как сообщающиеся сосуды», впечатления, строки убеждения «перетекали» от друга к другу… …Луконин признавал «действенную дружбу». Он опубликовал в «Правде» свои новые переводы стихов Григола Абашидзе. «Течет Ингури в великолепье вольности и мощи». При встрече я горячо отозвался об этих переводах. — Дружбу надо поддерживать! — ответил Миша. Жизнь его была глобальной. Он дружил с поэтами Татарии, Башкирии, Казахстана, Грузии, Белоруссии, Узбекистана, Чехословакии, Болгарии, Вьетнама. Он был прекрасным переводчиком и пропагандистом поэзии. И в творчестве, и в жизни, и в быту он был светящимся советским интернационалистом! Всегда был окружен молодыми поэтами и читателями. Помогал,
беспокоился о них. — Мы выделены, мы обязаны помогать другим, — говорил он. Если кто-то из собеседников «заговаривался», он любил говорить: — Отдохни. В этом были и такт, и оценка, и терпимость, и мудрость
житейская. Многие его фразы, формулировки и правила вошли в наш
литературный быт.
Он нам советовал быть добрее, внимательнее и терпимее и к
не очень «успевающим» ученикам «школы поэзии». — Мы — выделены! — объяснял он (я возвращаюсь — снова — к
этим его словам. Когда я «забывался» в литературной «гонке», я себя «одергивал»
этими словами Луконина). — Я двадцать лет тащу его на спине, — говорил он об Окуневе, которого нежно, по-братски любил. Притом некоторые ровесники считали, что «Луконину и
Наровчатову просто везет»… А между тем каждая их победа была оплачена потом и
кровью, и валютой биографии.
|
Категорія: "День поэзии 1988" | Переглядів: 695 | | |