По вологодскому Заречью

Бродил я вечером,

Как вдруг

Счастливый кто-то

Мне навстречу

Метнулся с криком:

— Здравствуй!.. Друг!..

Забыл?..

— Да нет же! — отвечаю

И что-то мямлю про года,

А сам мучительно гадаю:

Где с ним встречался и когда?

Лицо знакомо, голос тоже...

И как неловко стало мне,

Когда припомнил, сколько прожил

Я с ним в окопах на войне.

А то еще — оторопею

И, как собрату своему,

Отъявленному лиходею,

Бывало, крепко руку жму.

Все чаще память изменяет,

Подводит.

Вот опять — пробел...

Но из нее не исчезает,

Что сам бы я забыть хотел, —

Такое, что душе не мило,

Чего нельзя себе простить,

Что, к сожаленью, в жизни было,

Хоть не должно бы вовсе быть.

Нередко правдой поступался,

Не делал все, что сделать мог,

И обижал,

И обижался,

Помочь хотел, а не помог.

Дурным поступкам нет забвенья,

Да и прощенья нет,

Когда

Их судишь сам без снисхожденья, —

На свете горше нет суда.