Скитальцы думали: «На родину пойдем!..»

А родина стояла в отдаленье,

И были ее голые колени

Обрызганы таинственным дождём.

Она была, как солнце молода.

И эти старцы ей внушали жалость.

Не молодость, хотя бы моложавость

Ей разглядеть хотелось в них тогда.

Но вечер тек туманом по полям,

И обострялись жесткие морщины.

И видела она, как старые мужчины

С щемящей кротостью молились тополям.

Но вот один поднялся. И, прозрев

В себе дорогу вечного распятья,

Смешал с молитвой неизбывный гнев

И прокричал слова любви-проклятья.

Он молод был тогда, как древний бог.

Он молод был, как вечный дух свободы.

Шуршащею листвой слетели дни и годы

И распростерлись родиной у ног.

И он переступил через нее.

И, к дальним звездам простирая руки,

Дорогою последней смертной муки

Ушел туда, в бессмертие свое.

…Поныне плачет родина, тая

Свой вдовий лик в легко плывущих тучах.

И посылает журавлей плакучих

В чужие, невозвратные края.

Вот что такое осень на земле.

Ее тоска бессмертию подобна.

Несбыточной мечтой

Она приводит ночь под окна.

И Млечный Путь любви

Горит, горит во мгле.